Мемуарам доверять нельзя, «о времени и о себе» не говорят бесстрастно и объективно. И  память – дама капризная, часто мешает правду с вымыслом. Иному автору простишь и выдумку, всё дело в личности рассказчика. Поговорим сегодня о мемуарах.

Анна Пастернак. Лара. Москва, 2018 год

Книга с красноречивым названием «Лара» и портрет Ольги Ивинской на обложке. Все поклонники Пастернака знают эту женщину: она прототип главной героини романа «Доктор Живаго», написавшая свои мемуары — что же необычного в данной книге? Имя автора! Это Анна Пастернак, внучатая племянница Бориса Пастернака, никогда его не видевшая, но, безусловно, хорошо знавшая о роли Ольги Ивинской в жизни писателя, хотя многочисленный клан Пастернаков вычеркнул Ивинскую из своей жизни, не упоминая о ней нигде. И это понятно: с 1946 года Борис Леонидович жил на две семьи, не в силах противиться очарованию молодой красавицы, мучился от невозможности сделать выбор. Анна Пастернак первой из семейства пробила эту стену молчания, по многочисленным воспоминаниям создавая портрет женщины, возмутившую покой семейного клана. Кто же Ивинская: хищница, не желающая отпустить уже смертельно больного Пастернака, греющаяся в тени его таланта и славы, или преданная последняя любовь, которая пожертвовала для писателя всем, прошедшая из-за него через аресты и ссылки, рисковавшая жизнью? Что нового об этой коллизии смогла сказать Анна Пастернак, родившаяся в Америке в 1967 году, приехавшая в Россию в первый раз уже взрослым человеком?

Ей удалось главное: «разговорить» очевидцев тех далеких событий, смягчивших свою непримиримость на старости лет. Чувство такта помогло Анне найти верную ноту: с ней  делились сокровенным и бабушка Жозефина, и старший сын Пастернака Евгений, и невестки писателя. Ей удалось расположить к себе дочь Ивинской Ирину – как хорошо, что все эти люди были долгожителями! Ну, а что получилось – судить вам. Слабость автора к громким фразам  не сильно портит повествование. Гораздо важнее мельчайшие детали, имена, события – и перед нами живой Пастернак, при всех терзаниях умеющий любить жизнь, женщин, своих героев. Умирающий, измученный травлей и болезнью, он сказал медсестре: «Жизнь была хорошая», уйдя успокоенным, и хорошо, что успокаиваются бури вокруг его последней любви.

Вера Прохорова. Четыре друга на фоне столетия. Москва: АСТ, 2013 год

Мемуаристка уникальна! Вера Ивановна Прохорова, вероятно, была задумана свыше как хранительница памяти. Невольно задаешься вопросом: а были в минувшем веке знаменитые люди, которых она не знала? В её семейном клане соединились министр Александр Гучков, врачи Боткины, шахматист Алехин, режиссер Станиславский – все они её близкие родственники, со многими она хранила связь всю жизнь. Но книга посвящена в первую очередь друзьям, особенно Святославу Рихтеру, гораздо чаще — Светику, Славочке, эпицентру и жизни, и мемуаров. Их связывали самые задушевные беседы и сокровенные признания. Была ли любовь? Да, но жизнь распорядилась по-своему. Зная обо всех «скелетах в шкафу» рихтеровского семейства, Вера Прохорова рассказывает о них спокойно, но бережно и чутко, а также — о  привычках и даже причудах гениального музыканта. Сам Рихтер не выносил, когда его называли гением. Гениален только композитор, а исполнитель, пусть и талантлив, но только воспроизводит чужой замысел. Он очень любил животных, не выносил ссор и скандалов, панически боялся сделать кому-то больно.

«Кроме любви к нему у меня было и чувство жалости, что он такой маленький и беззащитный» — так на склоне лет может сказать о любимом человеке только очень преданная женщина, даже если её мужчина — брутальный богатырь.

Ей вообще «удавались» дружбы с людьми с репутацией нелюдимов. А с ней они расслаблялись, впускали в свою потаенную жизнь. Так было с Нагибиным, согретым теплом её дома и ставшим преданным другом. Именно он добился освобождения Веры Прохоровой из Озерлага. Генрих Нейгауз, Роберт Фальк, Борис Пастернак, Сергей Прокофьев, Борис Мессерер — в них она видела сначала людей, а потом творцов. Лингвист-переводчик, она хорошо чувствовала не только тексты, но и души, понимала слабости, сопереживала и поддерживала. Но это касалось, в основном, мужчин. А вот с женщинами она была более резкой и наблюдательной. Естественно, больше прочих досталось Нине Дорлиак, жене Рихтера. Была ли это просто неприязнь к сопернице? Вряд ли причина столь примитивна. Ей была неприятна Ольга Ивинская, в которой чувствовалась фальшь, а в Зинаиде Николаевне, жене Пастернака, при всей её приземленности Вера находила искренность и великодушие. Она очень любила Беллу Ахмадуллину, но говорила об очень противоречивой натуре гениальной поэтессы. И очень тепло с огромным уважением – о Елене Сергеевне Булгаковой.

Вера Ивановна в светлом уме дожила до 95 лет, сохранив фразы, мысли, жесты — «быстрый промельк маховой» драгоценных крупинок воспоминаний, из которых складывается облик художника.

Борис Мессерер. Промельк Беллы: романтическая хроника. Москва, 2018

Эпицентр книги – Белла Ахмадуллина, жена и муза автора. Хотя он пишет о многих: о знаменитом клане хореографов Мессереров, с легендарными Асафом Мессерером и Майей Плисецкой. С матерью Бориса, актрисой и театральной художницей Анель Судакевич, связаны страницы кинематографа и театра. Материнские гены определили его становление — сценографа спектаклей ведущих московских театров. Но именно «промельк Беллы» определяет главную тональность книги, которую украшают графические портреты Ахмадуллиной, очаровательной, незащищенной, хрупкой, болезненно-трагической. Прихотливая память автора стремится то в Армению, то в Париж, кружит по московским переулкам, ведёт  в благословенную Тарусу и в дивную Грузию. В грузинской галерее главным персонажем будет, конечно, Параджанов, трагикомический сказочник, гениальный безумец, над историями которого хохочешь до слез.

И главное: все три книги, прежде всего, о любви. Ведь нас трогают только такие воспоминания. Напоминаем, все эти книги вы можете найти в Центральной библиотеке.

О.Онищенко

зав.отделом инноваций обнинской Центральной библиотеки