Валентин Катаев известен своей классикой: «Белеет парус одинокий», «Катакомбы», «Хуторок в степи». Менее знают читатели другие его потрясающие книги: «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона», «Кладбище в Скулянах», «Алмазный мой венец».

Автор этих заметок не претендует на глубокое знание творчества Катаева. Но, испытывая огромное чувство уважения к писателю, хочет поделиться с обнинцами своими детскими воспоминаниями о встрече с ним.

1978 год. Калуга. Юбилей Валентина Берестова. Детский поэт, пушкинист, ведущий передачи «Спокойной ночи, малыши». Ему тогда исполнилось 50 лет – как мне сейчас. Я попал на этот праздник с бабушкой. Она – подружка детства Валентина Дмитриевича и, кажется, какая-то его родственница.

Взрослым, возможно, интересно и хорошо. А мне, шестилетнему ребенку, скучновато слушать взрывы хохота и тостов, доносящиеся из дома. Моё одиночество разделяет симпатичный дядечка, который выходит покурить. Он обстоятельно усаживается со мной рядом на крылечке и заводит разговор:

— Скучно?

— Скучно. Они там все тосты говорят, а я не умею тосты говорить и просто жду бабушку.

— Да, брат. Тосты говорить – это целая наука, особенно экспромты…

— Так вы же уже сказали! Так уверенно, всё в стихах. Я слышал.

— Да. Так вот, знай, хороший экспромт нужно готовить заранее. Я вот два дня писал. Сейчас и произнёс. Кажется, удачно получилось.

— Ну, вот, а я-то думал: всё взаправду. Ещё удивился, как всё складно получается у вас.

— Ну, хорошо. Стихи – это тема особая. А вообще, ты книжки читаешь? Читал, например, «Цветик-семицветик»?

— Мама мне читала. Там не всё мне понравилось. И девочка глупая. И игрушки сыпались. Мальчик, правда, вылечился, но я всё равно плакал: жалко его. Но конец счастливый.

— Ну, я так и написал, чтобы было жалко мальчика, и девочка в следующий раз не творила глупостей.

— Это вы написали?! Я всегда считал, что если уже написано, то автор давно умер. Получается, вы как Толстой или Аксаков? Нет, вы, правда, написали эту книжку?

— Ну видишь ли, и эту и ещё несколько, но пока живой…  А что с игрушками? У тебя какие любимые есть?

— Лошадка-качалка. Серая. В яблоках. Я её поселил около швейной машинки. Там и живёт. Кормлю яблоками.

— А у меня были даже две лошадки: Лимончик и Кудлатка. Лимончика, большого игрушечного коня на деревянных колесиках, чёрного, в яблоках жёлтого цвета, я кормил отборным зерном и поил ключевой водою, поднося к его морде, за неимением ведра, свой суконный ботик. Кудлатка была совсем в другом роде, чем Лимончик, — гораздо меньше, со светлой гривой, волнистым хвостом, и была не на колёсиках, а на качалке. Хотя они были не в масть и не в пару, но я запрягал их в опрокинутый стул, превращался в ямщика и мчался с удалыми песнями «по Волге-матушке зимой» – по янтарно-красному крашеному полу, жарко освещённому южным солнцем, бьющим в окна…

Эту неспешную беседу прервал Валентин Берестов, тоже вышедший на крыльцо дома. Он сразу понял безвыходное положение скучающего ребёнка. А у Катаева родилась идея: нужно прокатить мальчишку на игрушечной машинке. И ничего, что сарай закрыт на замок! Берестов сбил замок топором и выкатил из сарая игрушечный «Москвич» с педалями.

Меня посадили в машинку и пустили на ней вниз с крутой горки. Вначале всё было весело: скорость, грохот, полёт по улице в неизвестность. Потом педальки Москвича пришлось отпустить (скорость нарастала) и катиться вниз до конца, уже поджав ноги и вцепившись в руль.

Точно помню, что было уже совсем темно. Район Калуги назывался тогда «Подзавальная», спуск там действительно крутой. Поэты-писатели меня, скорее всего, забыли и потеряли.

Воду после такого спуска (а пить захотелось очень) я пытался добывать, повиснув на рычаге колонки – было такое водоснабжение в городском частном секторе. Но безрезультатно, вес нажатия не соответствовал возрасту. Висишь на ручке всем телом – вода течёт, но до нее не дотянуться. Отпустил – не течёт, глотаешь капли с крана…

Когда меня нашла бабушка, Валентин Берестов получил заслуженный выговор – несмотря на свой юбилей. А вот про Катаева не помню. Хоть именно он и был идейным вдохновителем сомнительной поездки, претензий к нему, у бабушки, кажется, не возникло. Мама сказала, что прокатиться на машинке «с подачи» известного писателя – это не всем так везёт, мол, ты запомнишь. Я и запомнил. Позже вспоминал Катаева и эту детскую историю, читая его книжки: «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона», «Лимончик, Кудлатка, корм для лошадок», «Цветик-Семицветик». Всё совпало с детскими воспоминаниями.

Мне, уже взрослому, было удивительно думать, что меня катал с горки человек, который хорошо знал Михаила Булгакова, дрался с Есениным. А стихи его учил писать Иван Бунин в Одессе в 1918-1919 годах. Правда, об этом я узнал уже гораздо позже, читая десятитомное собрание сочинений Валентина Катаева.

(врезка)

Валентин Катаев родился 28 января 1897 года. Своё первое стихотворение он написал в девять лет. В юности вместе с молодыми писателями Юрием Олешей и Эдуардом Багрицким входил в кружок одесских поэтов «Зеленая лампа».

В 1915 году, не окончив гимназии, ушёл добровольцем на войну. Воевал в артиллерии. Был ранен, награжден двумя Георгиевскими крестами. Во время Гражданской войны командовал батареей.

В 1920-е годы вместе с друзьями-писателями, «самыми веселыми и едкими людьми», Юрием Олешей, Михаилом Булгаковым, Ильей Ильфом и Евгением Катаевым (младшим братом, известным под псевдонимом Евгений Петров) работал в газете «Гудок». Идею «Двенадцати стульев» Ильфу и Петрову — как «другу и брату», подарил Валентин Петрович.

В 1936 году вышла его повесть «Белеет парус одинокий» – первая часть знаменитой трилогии  «Волны Черного моря», главная тема которой – «Революция 1905 года и дети».

Во время Великой Отечественной войны Валентин Петрович работал фронтовым корреспондентом. Он написал десятки очерков и рассказов, а также знаменитую повесть «Сын полка».

С 1955 по 1961 год Катаев возглавлял редакцию очень популярного журнала «Юность».

В последние годы жизни Валентин Петрович Катаев написал книги «Старый колодец», «Трава забвенья», «Алмазный мой венец», «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона»…

Однажды прогуливаясь в Переделкине, Валентин Петрович заметил собеседнику: «Вчера читал в газетах о возращении на земную орбиту кометы Галлея. Мне было тринадцать лет, когда она пришла к нам из мирового пространства. Теперь я глубокий старик, но всё равно с интересом жду новой встречи».

А.Дьяконов