Николай Громадский. Первый художник Обнинска
Николай Александрович Громадский (1920 – 1970) ушёл из творческой жизни Обнинска со скандалом. Пошёл на принцип. Ну и власть тоже пошла на принцип. А через два год он умер. Пятидесятилетним…
Сейчас здание художественной школы на улице Гурьянова украшает мемориальная доска в память о нём.
Наставник
Николай Громадский приехал в Обнинск в 1954 году. Ещё до того, как у города официально появилось имя собственное. Назывался он тогда — объект «В» или посёлок мехзавода.
О том, как жил Громадский до этого момента, практически ничего неизвестно, да и узнать не у кого. Остались только сухие строчки анкетных данных. Родился в 1920 году, учился в Одесском художественном училище, во время войны — в Московском институте прикладного искусства. Потом два года работал в Русском театре Ташкента художником-постановщиком, видимо, попав туда по распределению. Затем — в республиканском художественном фонде. Это работа не пыльная, но ответственная — писать по фотографиям портреты руководителей партии и государства для оформления интерьеров общественных зданий.
Как он оказался в Обнинске? Его ученик — известный художник-график Александр Шубин говорит, что жена Громадского была родом из Малоярославца, и они переехали туда из Средней Азии. А в Обнинске Громадский завязал знакомства, сдружился с музыкантом, будущим директором первой музыкальной школы Евгением Потёмкиным, что и предопределило будущую судьбу.
— Я приходил в мастерскую к художнику-оформителю лаборатории «В» Вербицкому учиться, — вспоминает старожил Обнинска Иван Михайлович Аксёнов. — И тот мне сказал, что к нам едет настоящий художник, мастер: «Вот у него и будешь брать уроки».
Громадский, приехав, сразу взял «быка за рога». В школе №1 не было кабинета рисования, он создал его с нуля. Вместе с учителем труда смастерил мебель, в том числе модные по тем временам табуретки с тремя разноцветными ножками. А в только что открывшемся ДК ФЭИ организовал изостудию для взрослых. Туда к нему и пришёл учиться Иван Аксёнов.
— До сих пор помню его голос, мягкие интонации: «Я к твоему рисунку не прикоснусь, только критиковать буду. Сам понимай свои ошибки и исправляй», — рассказывает он.
В этой изостудии учились все, чья душа лежала к искусству. А какие имена — Юрий Юрьев, в будущем профессор, Борис Гудков — архитектор, Борис Шиванов — художник и ещё десятки одарённых людей. Громадский выпестовал целую плеяду учеников, изостудия проводила городские выставки, выставляла работы в других городах.
А в школе он порой совершал экстравагантные поступки.
— Однажды в мае он сказал нам: «Ребята, встаём и потихонечку выходим на улицу, — вспоминает его ученик Александр Шубин. — Пойдём любоваться распускающимися почками». И этот урок Александр Павлович запомнил на всю жизнь.
Громадский мечтал об открытии в городе художественной школы и добился своего. Но путь был труден. Сначала открылось художественное отделение при музыкальной школе (ул. Ленина, д.10), которое тоже создавалось с нуля.
— Николай Александрович всё делал сам, сам готовил своё детище — детскую художественную школу, — вспоминал его друг Евгений Потёмкин.
«Художка» стала самостоятельной школой в 1964 году. Громадского назначили её директором. И сразу же он начал добиваться, чтобы для неё построили отдельное здание. Небольшому городу такой роскоши не позволялось, но Николай Александрович был очень настойчив. В 1969 сделали пристройку к школе №7. С какой целью, сейчас уже и не выяснишь. Так вот, Громадский упросил городское руководство отдать это здание под художественную школу. Но работать ему там не пришлось…
— Я удивляюсь, как он всё успевал, — говорит Александр Шубин. — Он работал в школе, вёл изостудию, оформлял спектакли школьного театра, делал декорации для народного театра — и всё на высоком профессиональном уровне. А ещё общественная нагрузка, от которой не откажешься, — художественное оформление городских праздников, демонстраций.
Кроме того, Громадский, и это для него самое главное, был художником — писал картины, рисовал акварели. Он страстно мечтал стать членом Союза художников СССР, а для этого необходимо было участвовать в выставках и желательно повыше уровнем. И на такой уровень он поднялся. В 1967 году его «Солдат революции» попал на Всесоюзную выставку акварели в Ленинграде. Для художника из небольшого городка это был грандиозный успех. Всё, казалось, идёт хорошо…
Светский лев
Николай Александрович был необычным для своего времени человеком. Он и внешне выделялся — немалого роста, крупный, с большой пышной гривой волос, что сразу говорило — человек искусства. Одевался с иголочки, как настоящий модник, и тщательно следил, чтобы одежда всегда была в порядке. Его никогда не видели в не начищенных ботинках! Единственный внешний недостаток — хромал. В военное время из-за близорукости его призвали не в армию, а в охрану для сопровождения оборудования военного завода в Сибирь. Там он участвовал в восстановлении завода, там и ногу на работе повредил. Его поэтому и не призвали в армию.
Манеры — под стать внешности. Он нравился людям — был вежлив, говорил бархатно, приятно.
— Настоящий интеллигент, эрудит, знаток искусства, хороший рассказчик, — вспоминает Александр Шубин. И рассказывает забавный случай: — В старой школе, на проспекте Ленина, 10, наши художественные классы были на втором этаже, а туалеты, где мы набирали воду для акварелей, на первом. После занятий было лень спускаться вниз с грязной водой, и мы её незаметно от Николая Александровича выплёскивали в окно. И однажды облили учительницу по фортепьяно. Какой же был скандал! Громадский нас отчитал за проступок, но не сильно. Он был добрым человеком по натуре и на детей сердиться не умел.
Ещё интересный эпизод. Когда ему меняли паспорт, ошиблись в фамилии и написали Громадскис. Ему самому понравилось прибалтийское звучание фамилии, и с ней он жил несколько лет. Некоторые ученики помнят его именно как Громадскиса. Но потом он всё же вернул прежнюю фамилию.
Личный автомобиль по тому времени — роскошь. А он очень хотел купить машину и долго на неё копил. В те годы, даже если денег набрал, просто так автомобиль было не купить — надо несколько лет стоять в очереди. И когда она подошла, машины подорожали. Он сокрушался, но купил-таки личный транспорт. И был счастлив, потому что теперь мог ездить на этюды куда хотел. В Суздаль, например, съездил.
Не прогнулся
Отношения с властями у него были сложными. Со временем Громадский устал от общественной нагрузки — писать, как он сам говорил, «лики» вождей. Бесплатно работать не хотел. И однажды его прорвало. Но заступился не за себя, а за детей. Для оформления городских мероприятий местная власть заставляла привлекать учеников художественной школы. Николай Александрович не сдержался и на каком-то партийном собрании высказал всё, что он думает по этому поводу:
— Когда течёт крыша, надо звать кровельщика, а вы хотите, чтобы дети держали над головой тазики под капелью.
Рассказывают, что в перерыве заседания Громадский вышел в коридор, и вокруг него образовалась пустота — к нему никто не подошёл.
Затем последовали оргвыводы — ему предложили уволиться по собственному желанию с поста директора художественной школы. Он, понимая, что работать всё равно не дадут, написал заявление. И в новом здании школа начала работать уже без него.
Николай Александрович устроился в калужский художественный фонд — писать всё те же «лики», но теперь уже за деньги.
— Однажды зимой я встретил его у железнодорожной платформы, — рассказывает Иван Аксёнов. — Он почему-то был одет не по погоде, в плаще. Я ему сказал об этом. Он ответил, что ему всё нипочём, только вот гриппом заболел, а в Калугу ехать надо. А через три дня я узнал, что он умер от воспаления лёгких.
А. Собачкин